Слово почти наверняка происходит от греческого «Phoinix», что означает «пурпуровый» и отражает ту самую смесь восхищения и презрения, с которой греки относились ко всем народам, если чувствовали, что те им чем-то угрожают. Восхищение - поскольку краска, которую финикийцы вырабатывали из раковин моллюсков, явно ассоциировалась с цветом избранности и утонченности, будучи во всем мире признанной в качестве одного из самых желанных предметов роскоши, отчего доверху наполнялись сундуки в Тире и Сидоне.
Презрение, потому что это так непоправимо и безнадежно вульгарно - прославиться в мире за счет продажи какого-то товара! «Любовь к внешнему блеску, можно сказать, отличительная черта финикийцев». Торговцы Тира и Сидона не были, однако, единственными людьми, которых привлекала нажива. Многие греки разделяли подобную страсть, но все равно недолюбливали финикийцев, составлявших им конкуренцию. Не важно, как далеко они заплывали, и не важно, где находили новые рынки, сырье и землю для открываемых факторий «эти прославленные морские пираты, эти хитрые дельцы, с трюмами черных судов, набитыми припрятанным до поры запасом ярких побрякушек», мнение о них не изменилось.
Соперничество, длившееся веками, распространялось до самых границ известного тогда мира. Финикийцы, чьи города точно так же, как и у греков, были окружены горами, всегда видели морской горизонт. Еще в 814 году до н. э. Элисса, принцесса Тирская, покинув родной край, повела за собой большую группу колонистов вдоль побережья северной Африки, пока они не добрались до места напротив Сицилии, где Основали «новый город» - «qart hadasht», или Карфаген с уготованной ему судьбой, одной из величайших метрополий Запада.
К тому времени, как колонисты с острова Эвбея несколько десятилетий спустя принялись выискивать для себя новые пути на запад, щупальца финикийской торговли уже достигли Испании. А вскоре они потянулись и дальше, в Атлантику, к экватору, к берегам, окаймленным джунглями, где карфагеняне начинали торговать с туземцами - менять мишуру и погремушки на золото.
