Афиняне, подчинившись совету жреца, не слишком растерялись, когда Пифия, увидев их во второй раз, вновь впала в состояние безумия и принялась распевать нечто новое. «Афина не может смягчить могущество Зевса Олимпийца, - предупредила Пифия, - хотя она упрашивает его со всем своим красноречием и умом». Дальше все также мрачно, и вдруг внезапно вспышка надежды: «Но все ж...» И Пифия простонала: «Но все ж...»

Все ж изреку тебе вновь Адамантовой крепости слово:

Если даже поля меж скалою Кекропа высокой

И Киферонадолимой святой добычею вражеской станут,

Лишь деревянные стены дает Зевес Тритогенее

Несокрушимо стоять во спасенье тебе и потомкам.

Конных спокойно не жди ты полков или рати пехотной,

Мощно от суши грядущей, но тыл обращая,

Все ж отступай: ведь время придет и померишься силой!

Остров божественный, о Саламин, сыновей своих жен ты погубишь

В поруль посева Деметры даров, порою ли знойною жатв.

После этих завершающих загадочных фраз Пифия внезапно очнулась от транса. И опять все стихло в святилище Аполлона.

О чем же таком она говорила? Афинские эмиссары, еще ничего толком не поняв, с облегчением заметили лишь то, что вторая порция стихов звучала несколько бодрее, чем предыдущая, после чего с легким сердцем пустились в обратный путь. В Афинах ответ Пифии был тщательно обдуман. В спорах и разгадывании головоломки участвовал весь город. Мнения особенно разделились по поводу одной фразы - «деревянные стены».

Противники Фемистокла, проявив изумительную способность к нестандартному мышлению, в частности, высказали предположение, что в этих словах заключался намек на плетни, которые во времена Эрехтея окружали вершину Акрополя. Сам Фемистокл, с большим основанием считавший себя правым, утверждал, что речь шла о кораблях. Иначе для чего, вопрошал он, Пифия ссылалась на остров Саламин? Да, продолжали спорить оппоненты, но она не сообщила, что матери - греков или варваров - будут оплакивать своих сыновей. Это правда, соглашался Фемистокл, но, в свою очередь, парировал: разве она не назвала остров Саламин «божественным»? Споры разгорались все сильнее.

Только голосование в Народном собрании наконец-таки положило им конец. Такова мудрость Аполлона: он дал Афинам оракул, который не был простым зеркалом их потаенных сомнений, а вынуждал горожан разрешать их самостоятельно. Получалось, что, как граждане демократического государства, афинские жители проходили самое главное испытание; и, как жители демократического государства, они решали, как лучше его встретить.

Была назначена дата официальных дебатов - на начало июня, когда окончательно решится, каким образом им предстоит сражаться в этой надвигающейся войне. Великий Царь находился всего в нескольких неделях пути от города, и афинские жители больше не могли себе позволить увиливать. В конце концов им придется поддержать Фемистокла и его стратегию или навсегда от них отказаться.