Даже сама мысль, что человеку достаточно хлопнуть в ладоши, чтобы появился канал, построенный мост или целый континент сбился в гудящий рой вооруженных людей, вызывала у афинян оторопь и тревогу. Запорошенные пылью колонны величественного храма Зевса, оставленного Писистратидами, выдворенными из Афин, неясно маячили как отрезвляющее напоминание о том, почему у жителей города возникло такое нежелание смотреть на вождей снизу вверх.
Инстинктивным рефлексом афинской аристократии, когда ей подсовывали красный мак, было желание тут же взяться за косу. «Ибо люди не находят приятным чествовать кого-то другого: они предполагают, что в этом случае они сами лишаются чего-то». Это чувство было общим у греков в любые времена. Демократия в этом плане мало что изменила. Отец Фсмистокла, как рассказывали, надеясь отговорить сына от политической карьеры, показывал на гниющие остовы военных кораблей, лежавшие на песке близ Фалера, и предупреждал, что такова судьба всякого слишком зарвавшегося политика. «Подобным образом, - говорил он, - и народ поступает с государственными деятелями, когда они оказываются бесполезными».
Разумеется, соперничество внутри элиты оставалось столь же кровожадным и непримиримым, как идо установления демократии. Даже возвышавшаяся над всеми фигура Мильтиада была достаточно скоро повержена. В 489 году до н. э., всего лишь через год после того, как он спас родной город от уничтожения, Мильтиад возглавлял на Эгейском море военную экспедицию против греческих государств, передавшихся персам. В бою он получил ранение в бедро и вынужден был вернуться в Афины, что сильно пошатнуло его репутацию.
Алкмеониды, неизменно державшие нос по ветру, почуяли запах крови. Дав волю талантам амбициозного молодого политика по имени Ксантипп, которого к тому времени уже женили на племяннице Клисфена, они добились судебного преследования Мильтиада, с типичной для них наглостью обвинив его в «обмане афинского народа». Тяжело раненного Мильтиада внесли на заседание улюлюкающего собрания, которое признало его виновным. После Мильтиада могли бы просто с носилок протащить под «воротами висельников» и бросить в общую яму. Однако заседатели все же не пожелали поступить с победителем при Марафоне так, как когда-то с послами Великого Царя, и проголосовали за непомерный штраф.
Но гангрена оказалась еще безжалостнее и покончила с героем через несколько недель, последовавших за вынесением ему приговора. Его молодой сын Кимон, возглавивший после смерти отца клан Филаидов, каким-то образом собрал нужную сумму и уплатил штраф, поскольку к нему перешли и крайне запущенные дела отца, и - само собой разумеется - наследственная вражда с Алкмеонидами.
